Роль второго плана. POV Мацуда

[Воинственная Печенюха]

Название: Лучшая роль второго плана
Автор: Мэлониэль
Рейтинг: G
Персонажи: Мацуда
Жанр: драббл, POV Мацуда
Предупреждения: нет
Дисклеймер: Не претендую.
От автора: Мой взгляд на этого немаловажного персонажа.

Моя роль в этой истории -роль второго плана

Моя роль в этой истории – роль второго плана. Наверное, есть что-то хорошее в том, чтобы наблюдать, как вершится новая легенда, немного со стороны. Так лучше видно. Ведь кто-то же должен сохранить память об этом.
Странно жить после всего, что случилось – жизнь кажется какой-то бестолковой. Но я живу. Я не должен умереть красиво, моя роль – роль второго плана, и уж лучше бездарная жизнь, чем бездарная смерть. В конце концов, я могу себе это позволить.
Я могу себе позволить быть посредственностью, ведь никто и не ждет от меня чего-то другого. И вобщем-то, это не так уж плохо, потому что в отличие от Героев, я все еще жив. И я могу видеть в мире что-то большее - что-то, чего не могут увидеть те, кто просчитывает на три хода вперед.
И я живу, и я вижу. Вот только когда закрываю глаза, память, сволочь, настойчиво подсовывает мне одно и то же воспоминание:
Свет падает так, что невозможно разглядеть его лица. Я подхожу ближе. Он не похож на падшего Бога. Он похож на мертвого преступника. Только это и есть правда.
Думаю, я поступил правильно.
Да, моя роль в этой истории – всего лишь роль второго плана. Но это лучшая роль второго плана.

Истории еще известны фики о Мацуде? Очень нужно.

@темы: фанфик, поиск

---

[Kaimana]

Название: Что ты чувствуешь?
Автор: Kaimana
Бета: нет
Фэндом: Death Note
Категория: джен
Рейтинг: G.
Жанр: Vignette, я полагаю...
Персонажи: Лайт, Л.
Дисклаймер: Не мое

Что ты чувствуешь, когда у тебя на руках умирает человек, которого ты убил?
Миг неверия – «Она это сделала? Она это сделала! Получилось!»
Торжество – «Я лучше тебя. Теперь это ясно всем. Я тебя обыграл – я лучше тебя!»
Теперь больше нет препятствия на пути твоих планов, теперь можно перестать постоянно оглядываться и просчитывать каждый шаг. Остальные – ничто, остальные ничего не смогут тебе сделать. Ты настолько выше их, что все остальные – просто ничто. Он один сомневался. И теперь ты выиграл. Доказательство? Вот оно – его безвольное тело в твоих руках и тускнеющий взгляд. Какие еще нужны доказательства? На кону стояла жизнь – и ты выиграл.
Что ты чувствуешь, когда у тебя на руках умирает человек, единственный, кто мог тебя разоблачить?
Восторг. План был идеален. Сложная, многошаговая комбинация, вершина твоей мысли. План был идеален, и именно поэтому он сработал. Потому что ты смог учесть все. В том числе и его поступки. И вот оно – подтверждение твоей исключительности и избранности. Потому что план сработал в точности. И никто ничего не смог противопоставить. Доказательство? Проблеск понимания в его глазах – и чувство бессилия, ведь он больше ничего не может сделать. Только умереть, ведь он проиграл. Шах и мат.
Удовлетворение. Теперь можно все силы направить на новый мир. На твой новый мир, в котором только твое мнение является единственно верным. И твои принципы лежат в основе всего. Разве это не сладко? Стоять на вершине, и дать возможность остальным быть исполнителями твоей воли. Стать Законом и Судьей во плоти. Сладко, ох, как сладко.
Превосходство. Ты доказал себе, что ты лучше его. Еще несколько секунд – и он останется лишь пылью у твоих ног. Стряхнуть и переступить.
Презрение. «Я – лучше. Понял?»
Что ты чувствуешь, когда у тебя на руках умирает человек, которого ты считал единственным равным себе соперником?
Потрясение. Неужели это действительно оказалось так легко? Люди, боги… Боги, как же с вами, оказывается, легко. Так легко, что даже не сразу доходит понимание того, что происходит. Как же это глупо… И эта глупость только доказывает твою избранность, ведь ты смог ей воспользоваться. Ты ей воспользовался, а они ничего не смогли противопоставить. Совсем ничего.
Гордость. Это была интересная игра. Интересная и захватывающая. Ничего похожего на то, что могли бы предложить тебе другие. Он был восхитительным соперником, восхитительным и ярким. Но ты лучше. И всегда был лучшим, потому и обыграл его.
Сожаление. Нельзя, нельзя показывать остальным свою победу. Не время, не сейчас. Поэтому надо играть сожаление. Или даже горе. Что же это получается – игра продолжается? Да нет, это не игра. Это необходимость. Потому что отвечать на бездарные ходы против тебя – это выше твоего достоинства. Вот он был достоин. И ты выиграл. Поэтому – будет и гнев, и печаль, и месть. Любуйтесь и верьте, а он больше не сможет ничем помешать. Наивысшая точка твоего плана: пусть в глазах всех остальных ты будешь продолжением его.
Что ты чувствуешь, когда у тебя на руках умирает человек, смерти которого ты жаждал уже столько времени?
И все-таки восторг. Вот оно – исполнение давнего желания! «Ты проиграл!»
И все-таки удовлетворение. Нужно еще многое сделать, чтобы построить новый мир. Работа не на один год вперед, тем более, что все же есть еще те, кто тебя не одобряет. Но они ни в чем не сравнятся с ним, а его ты уже победил. Миг твоей славы, пусть даже никто, кроме тебя не сможет его разделить. И не надо, если честно, потому что все это лишь твоя заслуга. Остальные лишь следовали тем ролям, которые ты для них расписал.
Пустота? Погоди… игра, что, закончилась? Больше не будет бессонных ночей? Гипотез, проверок, его вездесущих глаз и неожиданных выводов? Этого невероятного количества сладкого, неординарных действий и идеальной логики? Постоянного напряжения, изматывающей работы, отточенных слов? Четкого руководства, ненавистной уверенности, назойливого присутствия? Этой блестящей игры умов? Это что, больше всего этого не будет?..
Что ты чувствуешь, когда у тебя на руках умирает человек, единственный, кто мог бы стать твоим другом?
Что?

Что ты чувствуешь, умирая на руках у человека, который тебя убил?
«Значит… Я не ошибся…»
«Жаль…»

@темы: фанфик

---

[Kursnic]

Название: Жестокий мир или Да поможет нам ластик!
Автор: Kursnic
Фендом: Death Note
Жанр: джен с претензией на юмор, драббл
Персонажи: Рюук и остальные шинигами. Лайт и Эл упоминаются.
Рейтинг: G
Дисклаймер: не мое и не претендую
Примечание: идея принадлежит моей знакомой, Шелти, но так как ей писать лень, пришлось реализовать мне
Публикация: с согласия автора

- Мир шинигами жесток…
Рюук сидел на позолоченной табуретке и, задрав голову, созерцал комковатые серые тучи.
- Мир шинигами очень, очень жесток, – согласился с ним сосед справа, нагло заглядывая в карты рядом сидящего.
Боги смерти уже вторую неделю не могли доиграть одну партию в карты. А все из-за того, что Рюук ударился в меланхолию.
- И зачем я его убил? – в пятый раз за последние десять минут спросил он себя.
- Потому что карма у него была такая. Ходи давай.
- Нет, вот ты мне скажи: нафига я его убил? – обращаясь к вечно пасмурному небу, повторил он.
- Тебе стало скучно, – полувопросительно произнес сосед слева, вытаскивая из рукава козырную девятку.
Рюук задумался.
- Хочу в мир живых. Там тепло, там яблоки… - он не глядя положил поверх девятки десятку и снова застыл неподвижной, но очень тоскливой статуей.
- А больше тебе ничего не надо? – шинигами с большим рубином на месте правого глаза нервно перебирал карты.
- Еще неплохо было бы повторить все заново. Кира, Эл… Было весело, - бормотал себе под нос меланхоличный бог, - Надоело. Все, ребята, я сдаюсь.
Он бросил карты и встал из-за игрального стола.
Шинигами дружно вздохнули, и оживленно продолжили партию, хрипло смеясь и язвительно комментируя ходы соперников.
Жестокий мир продолжал жить своей жизнью, только Рюук, сгорбившись еще больше обычного, сидел на камне рядом с выходом в мир живых и самоотверженно тер ластиком надпись «Ягами Лайт» в Тетради Смерти.

@темы: фанфик

---

[Kanzaki Yufei]

Лан, я все-таки решилась отпостить тут свои рисунки...

смотреть

Все загружать не стала
мало ли...

@темы: фанарт

---

[lilium alba]

Извините, я наверное одна такая незнающая идиотка, но где можно скачать все серии бесплатно, (не с торрентов), в формате mp4?
Анимесаб не предлогать.

@темы: аниме, поиск

---

[Pasta~]

Ммм...кто скинет сайтики с хорошими фанфиками?)

@темы: вопрос, фанфик

---

Death note doujinshi

[Fugi]

Открылось новое сообщество, посвящённое всевозможным додзинси по DN. Оно ещё совсем-совсем мааааленькое и неразвитое, но очень надеюсь, что совместными усилиями оно превратиться в боооольшое и интересное!

diary.ru/~dn-doujinshi/

Всем добро пожаловать!

---

Фанфик.

[Кито]

С днём рождения, Мацуда-сан! =) Если мне не изменяет память, оно у вас сегодня.

Название: "Но как?!"
Автор: LGKit.
Герои: Райто+Эль, бегают Моги с Мацудой.
Рейтинг: PG.
Жанр: юмор.
Содержание: и снова размышления на банную тему. =)э Господину Мацуде в голову пришла МЫСЛЬ, ничего хорошего из этого не вышло.
Предупреждение: ООС. х)

* * *

* * *
Мацуда зевнул от души и потянулся так, что суставы захрустели. Моги недовольно покосился на него, мол, хрустят тут всякие, работать мешают.
- А где, кстати, Райто? - спросил Мацуда, зевнув ещё раз. Моги, не удержавшись, тоже зевнул - и покосился на Мацуду ещё более недовольно. - Не знаешь?
- В душе, кажется.
- С Рюдзаки? - Для Мацуды вся эта затея с наручниками представлялась бессмысленно-унизительной, а необходимость принимать душ вместе с незнакомым человеком, пусть только гипотетическая, и вовсе повергала в ужас. - А, кстати, как они раздеваются, не знаешь?
- Что? - нахмурился Моги. - Тебя это интересует?
Мацуда залился краской, уши у него стали почти малиновыми. - Нет! - почти крикнул он. - Просто... ну, цепочка же мешает.
- Да снимают они её, - отмахнулся Моги. - Не может же Рюдзаки на полном серьёзе... - Моги осекся и посмотрел на Мацуду. Тот развёл руками: в том-то всё дело, что Рюдзаки может. - Вот чёрт. - Они вместе повернулись к выходу из комнаты, на лицах обоих был написан неподдельный интерес. - Но дежурить надо, - неуверенно сказал Моги. Мацуда посмотрел на него искоса: да ну его, это дежурство, тут такое! - А, чёрт с ним! - Они недисциплинированно вскочили на ноги и рванули к душу.
- Рюдзаки, так что ты думаешь насчёт тех убийств, которые... - донеслось из ванной, когда Мацуда с Моги подкрались достаточно близко.
- Кто смотрит? - одними губами, почти беззвучно спросил Мацуда. Моги, не проявив ни капли сомнения, ткнул в него пальцем: ты, мол заварил кашу, ты и расхлёбывай, а я тут и ни при чём вовсе.
- Да что тут думать... - вяло ответил Рюдзаки. - Совершенно очевидно, что... - Мацуда тихо-тихо приоткрыл дверь и на четвереньках вполз внутрь. Моги остался снаружи - ждать.
Он успел выслушать три версии Рюдзаки относительно "тех убийств", когда Мацуда, незамеченный, выполз обратно, зажимая рот руками и тихо фыркая от смеха.
- Ну? - пробасил Моги настолько тихо, насколько мог. Мацуда зажмурился и сполз по стенке, не прекращая смеяться.
- Ой... - хохотнул он, - посмотри сам, а? Это неописуемо.
- А ничего, что я тебя крупнее раза в два? - невежливо поинтересовался Моги. - Они заметят.
Мацуда только отмахнулся. - Ты же знаешь, эти двое не заметят даже летящего над головой НЛО, когда обсуждают что-то. У них это, интеллектуальное превосходство всё внимание сжирает.
- Да? - засомневался Моги. Мацуда только махнул рукой: мол, вперёд! Моги, помявшись немного, просочился в ванную. Больно было интересно.
Райто и Рюдзаки сидели вдвоём в ванной: безумно трогательно смотрелись торчащие из воды коленки этих двоих. На полу рядом с ванной валялась груда одежды, нанизанная на цепь наручников. Моги представил себе, как эти двое раздевались (и как будут одеваться) фыркнул - и ретировался из ванной.
- Ты слышал это? - донеслось ему в спину. - Дверь хлопнула.
- Брось, Райто-кун, за тобой как-то наблюдали круглосуточно, чего тебе стесняться? Все всё видели уже.
- А ты, Рюдзаки?..
- А мне-то что... - Моги, фырча от хохота, понёсся на рабочее место - дежурить. Там его уже ждал Мацуда, судя по слезам на глазах, уже отсмеявшийся всласть.
Через десять минут в комнату зашли Райто и Рюдзаки. По-прежнему в наручниках.
- Что-то случилось? - спросил Рюдзаки, забираясь в своё кресло. - Мы слышали смех... Моги-сан? - Моги и Мацуда ошалело смотрели на Райто и Рюдзаки. - Мацуда-сан?
- Н-нет, ничего, - ответили Моги. Мацуда говорить не мог. - Я за кофе. - И они ушли из комнаты.
- Как это они? - спросил Моги. На Райто и Рюдзаки одежда была другая - не та, что лежала в ванной.
- Не знаю? - пожал плечами Мацуда. - Надо будет в следующий раз посмотреть до конца.
Тем временем сидящий перед компьютером Райто пожаловался Рюдзаки: мол, нечестно, что при переодевании наручник снимаешь только ты. У меня, мол, всё запястье уже в мозолях.
- Жизнь, - ответил Рюдзаки, закидывая в себя очередной пончик, - вообще несправедлива, Райто-кун. Ты же видел?
А вот почему Райто на этой фразе залился краской, вернувшиеся с кофе Мацуда и Моги так и не поняли.

@темы: фанфик

---

Стих.

[Шагнувшая из темноты]

А вот и снова я. На этот раз со своим новым творением, ну, не совсем новым, но тем не менее.
"Новый мир".
Ты когда-нибудь мечтал изменить мир?
Чтобы ночью было безопасно как днем.
Чтобы маньяки не превращали в тир.
Чтобы все было совершенно в нем.
Открой тетрадь, напиши имена,
Испиши страницу за страницей.
Они умрут, это не твоя вина.
И совесть твоя легка, словно летящая птица.
Черным огнем сверкнут буквы в тетради.
Это твоя мечта.
Ты стал убийцей мира ради.
И совесть твоя чиста.
Ты избрал дорогу,
И вслед за тобой идет сенегами.
Ты стал подобен Богу.
И ты один между врагами.
Стражи порядка пытаются судить.
Но есть девушка, она всего лишь агнец твой.
Она тебя будут молить
Позволить быть больше не одной.
Жива единой мечтой...
Ты хладно исполняй защиту мира.
Девушке нужно быть рядом с тобой,
Тебе же новый мир, холодный Кира!

---

игра Death Note

[Klo-tyan]

Есть какая-то информация по этой игрушке?
world-art.ru/games/games.php?id=21

---

Happy belated birthday:)

[Kit K.]

Доделывала буквально в последние секунды уходящего дня рождения Мэлло
Обоина. "High on chocolate".

800х600 1024х768

@темы: фанарт

---

Фанфик. =)

[Кито]

Название: "Серенада".
Автор: Кит aka Otsuka Hoochu.
Пара: Ниа+Мэлло, Мэлло+Мэтт.
Рейтинг: PG-13.
Жанр: юмор. =)
Содержание: Мэлло и Ниа. В душе. =)
Дисклэймер: Death Note принадлежит Ообе Цугуми и Обате Такэси, я к их творчеству и собственности отношения никакого не имею.
Примечание: написано в честь дня рождения Мэлло. х) Да здравствует он, да здравствует Death Note.

Поздравления! =)

* * *

- Моё вечное проща-а-ай… - фальшиво тянул Мэлло. Стоящий в соседней душевой кабинке Ниа морщился, кривил губы, но мужественно молчал. В конце концов, чего было ждать от Мэлло? Музыкального слуха и голоса? Ага, как же. Вдобавок к хорошему вкусу, ну-ну. – Я скажу тебе-е-е… а ты-ы-ы…
- Ы-ы-ы, - подвыл тихонько Ниа. Так, чтобы Мэлло не услышал, а то можно и по уху получить. Мэлло, он такой, руки не бережёт совсем. Да и головы других тоже не бережёт, зачем ему? А то, что голова восьмилетнего Ниа, может быть, есть самое ценное достояние человечества, его вообще не заботит. Зараза Мэлло.
- И эта но-о-очь… та-ра-рам…
- И этот де-е-ень – тарарам, - мрачно передразнил его Ниа, у которого всё-таки кончилось всякое терпение. Но сколько можно? Мэлло уже десять минут поёт эту… песню. Да ещё пахнет своим ромашковым мылом – совершенно омерзительно, кстати, пахнет, даже в соседней кабинке чувствуется; да ещё и мочалка жёсткая, царапается. Какое отношение Мэлло имел к жёсткой мочалке, Ниа ещё не придумал, но это был вопрос времени.
- Тарарам, - согласился Мэлло, повисший на перегородке между кабинками. – А я и не знал, что ты поёшь в душе. – Ниа мрачно покосился на него, явно пытаясь убить взгядом.
- Я, - сказал он, - тоже не знал. Но ты подал мне прекрасный пример.
- Да? – добродушно удивился Мэлло, что на него было совсем не похоже. – Прекрасно. А какие ты ещё песни знаешь? А то мне эта вот привязалась – с утра вою.
Ниа поморщился. – Ужас какой. Как ты с этим живёшь?
- Не знаю, - пожал плечами Мэлло, соскользнул с перегородки и звучно шлёпнулся об пол. – Уй-ё… твою… бабушку… - донеслось из его кабинки.
Ниа взволнованно уставился на стенку. - Эй, ты там живой вообще?
- Живой, живой, не дождёшься… - Мэлло с громким кряхтением поднялся с пола – падения на кафель не бывают безболезненными, а он не слишком хорошо переносил физическую боль. Во всяком случае, Ниа справлялся с ней лучше. – Уй, блин, больно…
- Зайдём к Роджеру потом, а? – осведомился Ниа. Просто чтобы уточнить, насколько больно: если уж Мэлло добровольно пойдёт к Роджеру, то дела совсем плохи – не иначе, сломал что-нибудь.
- К этому пердуну? – Ниа почти увидел, как скривился Мэлло, настолько красочной была интонация. – Да я даже если сдохну, к нему не пойду.
Ниа фыркнул. Мэлло, поняв, что он сморозил, коротко рассмеялся. – Ну, ты понял, что хотел сказать. Ладно. – Послышался скрип закручиваемого вентиля, душ поурчал ещё немного и утих. – Я наплескался. Ты выходишь?
- Выхожу, - сказал Ниа и тоже закрыл воду. – Кстати! – крикнул он, безуспешно пытаясь сцапать своё мыло с полочки. – Сегодня же день рождения! – Мэлло, уже вышедший из душа, бесцеремонно вломился в кабинку Ниа. Сразу стало тесно, неудобно и неловко.
- Я знаю, - спокойно ответил он. – Я же именинник, в конце-то концов. – Ниа наконец сграбастал мыло и повернулся к Мэлло.
- У меня же подарок есть, я хотел тебе после ужина отдать, да не успелось.
- А знаешь, где я эту песню-то подцепил? – невпопад ответил Мэлло. Ниа недоуменно моргнул, потом ещё раз. Очень хотелось спросить, какая разница и к чему это Мэлло вообще вспомнил.
- Не знаю, - ответил он. Мэлло прислонился спиной к стенке и уставился на пол. На левом локте и левом бедре у него до сих пор были видны следы недавнего падения – два больших красных пятна. Ниа подумал, что Мэлло надо точно сводить к Роджеру, похоже было, что ушибы у него серьёзные.
- Мне, прикинь, Мэтт спел, - тихо сказал Мэлло, и Ниа тут же забыл и про пятна, и про Роджера. – И такой: это, типа, тебе серенада. Я, говорит, вроде как влюблён. – Ниа тяжело вздохнул и потеребил мокрую чёлку. Последняя, особо занудная, лекция про толерантность привела к крайне странным результатам: дети Вамми очень быстро начали проявлять не только терпимость, но и склонность к девиациям, о которых им рассказали. У них в приюте быстро нашлись две пары лесбиянок, хотя до этого девчонки просто дружили, без всяких этих заморочек, Рони из соседней комнаты притащил откуда-то щенка и сказал, что он зоофил, а Линда зачем-то увивалась за Роджером со словами «терпимость к геронтофилии, мальчики, терпимость!». Теперь вот Мэтт…
- Ну, я дал ему в ухо, говорю, пошёл ты в жопу, - мрачно продолжил Мэлло. – А песня привязалась.
- Не бери в голову, - посоветовал Ниа, - это скоро кончится. Народ наиграется.
- Думаешь, это он так? – спросил Мэлло.
Ниа только пожал плечами. – Скорее всего. Может, конечно, и… - Он осёкся. Может, конечно, Мэтт и правда любил Мэлло – кто его, Мэтта, знает? Во-первых, он был старше, во-вторых, всегда таскался за Мэлло со своим вечным тетрисом в руках. В-третьих, Мэтт действительно был чудак – кто знает, что творилось у него в голове? – Не может, - твёрдо сказал Ниа. – Сам знаешь, народ сейчас резвится вовсю, донимает Роджера. Вот Мэтт тоже…
Мэлло с облегчением вздохнул и встал нормально. – Спасибо, - сказал он. – А то я сомневался, правда… у него вид такой был, знаешь, серьёзный. Я, говорит, за тобой в любую авантюру, даже умру.
- Как в любовном романе, - скривился Ниа. Мэлло расхохотался.
- И точно! Ладно, почесали уже – ты мне подарок обещал, моль пыльная!
- Я не пыльный! – насупился Ниа. Мэлло, зараза! Вот сколько раз просил не называть его молью! - Я из душа только! – Мэлло только засмеялся ещё громче и вылетел из кабинки в раздевалку.
- Кто последний – тот тухлый банан! – донеслось оттуда. Потом послышался грохот – Мэлло ненароком снёс какую-то из кабинок для одежды, очень уж они ненадёжно были закреплены. – Уй-ё! – Ниа поплёлся следом за ним, раздумывая над тем, что он-то, в отличие от Мэтта, за Мэлло ни за что не умрёт.
И тому умереть не даст. Кстати, надо всё-таки показать Мэлло Роджеру, после поцелуя с кабинкой для одежды – обязательно.

@темы: фанфик

---

[Al Shinigami Dracula]

Перс из "Гоуст ин за шел", Тот, что смеётся...никого не напоминает?) Мне- видок Эльки + идеи КИРЫ...идеально, по-моему...)))) Кто чё думать по этому поводу?"

---

[Al Shinigami Dracula]

Фик по Ноте. Заранее прошу скинуться на ядушку....
Дата: 30.07.07
Аффтор(ка): Icecreamena (Shinigami-Raito)
Название: Казнь
Мрачные тяжёлые тучи обволакивали небо толщей нависших обязанностей. Июль холодными дрожащими капельками растекался вниз по стеклу. Эта ночь не должна была выделяться из ряда других одиноких, скучных, глухих промежутков времени от двенадцати до четырёх. В часы, когда можно было позволить себе бросить всё, забыть на время о расследовании и закутаться в сон, но такие часы выдавались последнее время всё реже…
По всей видимости, ночь таковой и являлась для большинства сограждан, что сейчас, должно быть, спят…
L стоял у окна, прижавшись подушечками пальцев к холодному стеклу. Его тело было напряжено, как будто схвачен судорогой каждый мускул. И только он знал истинную цену этой ночи. Цену мира иллюзий, утопии, чей портрет с хаотичной простотой, как это бывает обычно с любого рода гениальными идеями, возник в голове одного чересчур самоуверенного юноши. Цену наивных фикций, что молодой человек измерил кровью живых людей, пусть преступников, не пренебрегая мыслями принести в жертву даже своих близких и родных во имя. Только он знал ценность этой ночи для подсудимого и ката в одной страшной жестокой маске лица, ибо это последняя ночь. Он не думал, что она когда-нибудь наступит. Он лишь с выработанной профессиональностью просчитывал хода. Он увлёкся этой игрой. Его захватило чувство соперничества. Кто кого? Лайт – практически идеальный соперник, а ты – практически гениальный сыщик …
Хм…сегодня Ягами-кун…это возможно, если предположить, что…однако, согласно правилам Тетради Смерти…вероятность этого составляет…Расчёты, попытки, ловушки, пончики и пирожные с кофе, его обтёртое запястье с красным натёртым браслетом от наручников и твое… Всё это в прошлом. И ты должен признаться самому себе, что оно было…слаще, не взирая ни на что. Нет ничего труднее, чем пережить сегодняшнюю ночь…первую ночь, когда вы не вместе, и отделяет вас вот это стекло.
L бросил считать и сколько ещё километров, понимая, что виной всему и в частности тому, что он не спит сейчас стекло окна, твёрдая холодная плоть, пустота, что не даёт почуять свежесть сегодняшней грозы, половить капельки дождя ртом. Только молния время от времени отбивается в его бездонных глазах, чёрных, как поглощающая тьма сегодняшней ночи. Владыка громовых небес, светловолосая девица с тонкой талией, она божественна, грациозна и жестока. Она не даст сегодня тебе спать спокойно. Она – твоя совесть, она – его ненависть и твоя… не знаешь точно что это: дружба, привязанность или что-то другое. Это слово сложно выговорить, когда мысли разбегаются, и в который раз ты мучаешь себя одним и тем же вопросом: правильно ли ты поступил? С точки зрения законодательства и всеобщей безопасности… а если с другой? Прислушавшись к стуку сердца? Оно говорило вовсе не то, оно до последнего противостояло интеллекту и…проиграло. С другой стороны, судить его будешь вовсе не ты, но приговор подписал ты. Тем, что довёл свой холодный расчёт до конца. Но за день до передачи доказательств полиции, ты собственноручно открыл дверь его камеры*, в которой ты держал его, не имея на то никаких прав и уже не по воле предполагаемого…нет, не предполагаемого, а просто, КИРЫ. Целые три месяца вы и словом не обмолвились, но суд приведёт приговор в исполнение и вы больше не увидитесь, это будет невозможным, поэтому ты решил…попрощаться. Было ли это издержками игры в дружбу или торжеством детектива или, всё же совесть…об этом не хотелось думать. Так или иначе, ты тогда приходил к мыслям, лишенным и намёка на рациональность: что это всё неправильно и гнал их прочь, догадываясь о недосыпании, существенно сказывающемся на этом.
Он бы не за какой пряник (не, это, впрочем, только ты так можешь), ни за что бы не согласился на эту встречу, но это роли не играло - ты всегда заставлял его делать то, что ожидал. Вот и тогда происходило тоже. Куда он мог деться? Ему пришлось собрать всю свою ненависть и последовать за тобой. Он, несомненно, желал твоей смерти и мечтал это совершить собственноручно, но всё записывалось камерами. У тебя было достаточно доказательств, но, похоже, Лайт не собирался сдаваться, и всю дорогу, что вы прогуливались, тебя не оставляло чувство беспокойства, что ты что-то упустил, что-то не явное, даже для тебя, но очень важное. Улыбка больше не смела показываться на его лице, пустая, безжалостная, злорадная улыбка КИРЫ, и глаза его были холодны, но тебе, всё же казалось, что в душе он всё ещё улыбается, наблюдая за тем, как закрываются твои глаза, и холодеет всё внутри**. Тем более, в последнее время он вёл себя достаточно сдержано, в отличие от предведущих месяцев, что ни могло не насторожить.
Возможно, тебе хотелось ещё немного, в последний раз, понаблюдать за КИРОЙ, преступником, убивающим преступников и не являющемся ни чуть лучше их, соперником, который заставил тебя открыть своё лицо и поставить на кон свою жизнь, а может попытаться разглядеть за божественной гордостью «Его Величества» Ягами Лайта, того Лайта, которому открылся ты и, кажется, открылся он.

________________
*камеры – аффтор позволила себе наглость переделки сюжета. У Эля были все доказательства, и он посадил Лайта в камеру повторно,до передачи доказательств полиции.
** "закрываются твои глаза" и " холодеет всё внутри" – аффтор решила немного по-другому обыграть 25 серию. Что это всё была подстава, Эль договорился с Рем в обмен на жизнь Мисы, и прикинулся, а Дыз Ноту конфисковали ещё в первой звёздочке. ЗЫ: Смотри наверх.
Дабл ЗЫ: Я не защищаю Эля, я пытаюсь разобраться в его чувствах, так, как достопочтенный автор сделал чувства своего героя абсолютным кодом загадки.
__________________

Ты до сих пор не понял было ли это игрой. Ты всё знаешь про КИРУ, но, похоже, Ягами Лайт так и останется для тебя загадкой, которую не хочется разгадывать, потому, что, скорее всего, в 6 из 10 случаев,будет больно. Ты повёз его в отель под присмотром охраны. Ему не привыкать к наручникам, так же, как и тебе. Это можно было бы расценивать, как солидарность, если бы не жестокая необходимость…
Трудно обманывать себя. Сердце, похоже, взяло реванш и не намеренно больше сдаваться…Знаете, когда не можешь удержать любимого человека словами, очень кстати приходятся наручники. И причина есть – попытка бегства. И опять: правильно ли я поступил? ..
Так было в сладость наблюдать за ним, когда он засыпал, глаза медленно закрывались, и сознание отключалось, а веки постепенно тяжелели, и он не мог больше до дрожи прожигать твою согнутую спину ненавистным взглядом, когтями царапающем и так неприятно вонзающемся в неё. И, убедившись, что он не блефует, чтоб в последний раз применить на тебе своё искусство притворства, ты мог нежно обнять и прижаться к нему. А то Ватари ты дал отпуск. Хотел побыть только наедине с ним, да и надоел тебе старик немного: вечно он всё про тебя знает лучше, чем ты сам и возится, как с маленьким. Лайт хоть воспринимает всерьёз и как противника... Охрана дежурила у всех выходов снаружи, и некому было принести одеяло. Шелохнулся бы – и он бы проснулся, а этого не хотелось, а ты замёрз. Ты знал о том, как ему трудно смотреть на тебя после недавних событий. А ты заставил его. Так эгоистично с твоей стороны…
Может, Миса права, и Райто вправду человечней меня? О чём я уже думаю! Райто человечней…Б-р-р. Вот только стоило вспомнить – и опять эта дрожь. У меня, что кондиционеры вообще не работают? Тоже в отгуле, как Ватари? Или это вовсе не от холода, а так, реакция ЦНС на реактивизацию материала памяти с последующей провокацией импульса нейронов кожного покрова?..А на улице, должно быть, холодно. Как ты там, Ягами-кун? Не замёрз? Вроде ж я распорядился, чтоб тебе две пары шерстяных одеял привезли, и якобы, как всем, а то узнал бы, что от меня – не взял бы и мёрз…
Так как ты? О чём думаешь? Да-м, хорошо, что я это не ляпнул в слух – за такое и вправду, наверное, убивают. О чём можно думать в такую ночь?! Кажется, я совсем голову потерял. Да, вот она отпала и валяется среди конфетных бумажек….Прекрасно, теперь ещё схожу с ума…Но, мне действительно хотелось бы знать как ты, хотя я и знаю, что тебе нужно побыть одному. Возможно, впервые после стольких часов, дней, ночей, месяцев…в последний раз побыть наедине с самим собой…Ага, и тихо помешаться с горя! Вот я придумал. Хотя, лучше, наверное, не осознавать, что с тобой будет, чем снова всё обдумывать, искать ошибки, чем бы занимался я на твоём месте и точно – ты. Да и не веришь ты вовсе, что остался один – за тобой следят, наблюдают, ты это знаешь, и нервы зашкаливают. Ты на грани. Я знаю. Я и сам не верю, что конкретно в эту самую минуту на тебя в экран не глазеет начальник охраны, хотя я и договорился, но, всё же, безопасность страны и вся такая лабуда, сам знаешь. Видишь, как я…заговорил? Да, L, отлично. Ты и не заметил, как пустился размышлять в слух. Молодец, браво – шпион с тебя выйдет первоклассный…
О чём я? А, да. Раньше я думал не так, а теперь вот безопасность страны лабудой называю, и думаю, что надо было всё сделать иначе. Нет, я бы договорился, если бы не законы*, и обойти их никак нельзя – я пробовал, продумывал. Надо было раньше так думать, а сейчас уже поздно. Чёрт! Ну, скажи, вот как так можно взять да осознать всё, когда уже поздно?! Когда уже просто в привычку вошло продумывать все шаги наперёд, искать логику действий, и самое важное упустить из виду? Такого у меня никогда не было.
У тебя сердце болит? Ирония жизни, и мне не смешно. Конечно, столько мыслей, переживаний и стрессов. А у меня – живот. Теперь вот думаю, точно ли это была сахарная пудра на том пончике с повидлом перед твоим отъездом, ведь в комнате мы были только в двоём…Не смешно. А впрочем, почему бы и нет, не отравить меня напоследок, как я травил твою жизнь, согласно твоим словам? Не вместо пудры, а внутрь, что надёжнее…С тех прошло уже 22 часа, так, что это может быть либо яд, симптомы организма на отравление которым проявляются в течении нескольких суток, как, к примеру атарэ***, либо это просто нервы и тоже от переживаний.
Как бы я хотел быть сейчас с тобой. Как бы я хотел провести эту ночь с тобой. Ну…не так, а просто…рядом. И я этого хочу! Заметил ли ты, что, всё же, сдаёшься сну, когда я рядом? Я почему-то на тебя так утомительно действую…Так, что у нас всё равно бы ничего не вышло…Не смешно. А вот с Мисой ты мучишься бессонницей всю ночь. Нет, ну, не то, чтобы…с ней…не, сначало, конечно, да…Чёрт! Зачем я ёё вспомнил? Теперь мне обидно. Мы могли б с тобой болтать, не умолкая, всю ночь. И так и бывало чаще всего, только болтал в основном я, причём не обязательно на тему расследования, как раньше – ты меня отучил от этой привычки. А так, трепался на отвлечённые темы, а ты ворчал и, не выдерживая под конец, лупил меня подушкой. Я тогда громко смеялся и приходил Ватари, которого мы разбудили…я разбудил. Вы заметили: он всегда приходит в такие пикантные моменты, что сказать нечего, только рубашку рвать?…Если б Лайта, было бы даже прият…и краснеть, как сейчас, за мысли про рубашку…
Мы итак спим на одной кровати, скованные наручниками, так ещё и вопим по ночам…я воплю. В общем, можно подумать кучу всего неприличного, даже, если знать, что сковал я его с собой, дабы можно было вести круглосуточную слежку, и в ожидании его ошибок под моим тяжёлым внимательным взглядом. И, когда осознать, что твои ожидания относительно мышления окружающих имеют веские причины оправдаться, в связи с такими вот ситуациями, к щекам прибегает ещё больше крови, и становишься буряком. А ты, наверное, в этот момент благодарил все силы небесные и своих шинигами за явку Ватари, и с наслаждением утыкался носом в подушку. Ой…точно! Шинигами! Я совсем не подумал…
Простительно, конечно, я только недавно это узнал…
…шинигами обязаны следовать за своим хозяином…
Жуть как неудобно!
Было хорошо, а теперь – плохо… Я совершил ошибку, непоправимую ошибку, и теперь я еду к тебе. Ты можешь попытаться меня убить, но…Я – эгоист…Разве в последние часы жизни тебе бы хотелось видеть лицо человека, который и приговорил тебя на казнь? Но…я всё равно еду. Мы оба – эгоисты. Два сапога пара. Да, вот только один пытался другого убить. А тот другой взял да увернулся, лишь сыграв роль умертвённого, договорившись с Рем в обмен на жизнь Мисы, и конфисковав предварительно Дес Ноут. И предал др…друга? Я еду к тебе…

---

Icons

[Benjiro]

^____^
ICONS. Manga
♥ Death Note [6]



here

---

Озвучка

[lilium alba]

Простите, кто нибудь знает, где можно узнать, кто озвучивал героев аниме?
Я влюбилась в голос Эля ))

@темы: вопрос, аниме

---

Death Note - Oops, I did it again

[Kira Winter]

Думаю многие из вас уже видели два предыдущих наших косплейных ролика по ДезНоту, один из которых, кстати, получил гранпри за видео косплей на Виктори 2007. Вобщем, у нас вот осталось еще одно видео, странное, и непонятное, но вот оно. Снято еще в августе.
В ролях:
Райто Ягами, Кузеля1-сан, труп -  Kira Winter,
Миса Амане, труп -  Mielchen
L, труп -  Myurrei
Рюк, работник отеля, труп, Кузеля2-сан - Fei Betina
Милая девочка, труп блондинки в ванной - Lilith Svonk,
официантка - Klodia Elis
постоялица - Luna-kitty.
Монтаж - Fei Betina.
Песня - Max Raabe - Oops. I did it again.
Идея, сценарий -  Kira Winter, Fei Betina.

Смотреть видео!

@темы: клип

---

Вопрос

[Рысявка]

Я не читала мангу, может там это было как-то иначе... Но!
В 14 серии аниме Рем говорит: "Тлько попробуй её убить, и я запишу твоё имя в тетрадь. Я вижу продолжительность её жизни, и если она умрёт раньше срока..." и далее по тексту.
Но некоторое время назад говорилось, что нельзя увидеть продолжительность жизни хозяина тетради (по этому принципу Мисса нашли Лайта)

Как можно это обьяснить? Мисса - хозяйка тетради. Значит, Рем темнит? 0_о

@темы: вопрос, аниме

---

Аватары

[Rioko-chan]

Death Note [12] (Ваммятнику посвящается)



Добро пожаловать

---

[Lorgo]

Название: «Я иду».
Автор: Лорана
Бета: Серая Сова
Фэндом: Death Note
Категория: слэш
Рейтинг: R.
Пейринг: Мэлло и Мэтт
Жанр: ангст, deathfic. AU. POV Мэлло.
Дисклаймер: Оба и Обата зажали "Тетрадь", Сова щедро поделилась идеей для сюжета, реализация и плюшки - мои.
Саммари: память - как качели. Вперед, назад, и снова, по кругу. Время - для осознания. Отсрочка смерти - на несколько дней. Анализ - пустая трата нервов.
Выжить лишь для того, чтобы почувствовать боль потери.
Примечание: мое видение Мэтта и Мэлло может не совпадать с вашим (:

Чтобы выжить, достаточно лишь одной ошибки. Чужой. Ошибки мелкой, незначительной, исключительно дурацкой. Всего-то – неправильно написать имя, пропустить одну букву. Нацарапать на линованном тетрадном листе «Kehl» вместо «Keehl». Маловероятно, что она сделала это специально – скорее, ошиблась от страха, нервов, чувства собственной беспомощности. А я даже ничего не почувствовал – просто странно кольнуло сердце, будто на миг в него вошла острая игла. И это – все. Будто бы и не шагнула мимо меня Смерть, разминувшись с моей тропой жизни всего лишь на несколько дюймов.
Киёми Такада, Голос Киры. Твое похищение далось мне… черт возьми, мне пришлось заплатить высокую цену. Дьявол… Согласился бы я вновь совершить это, если бы знал, что этот безумный, отчаянный план, направленный лишь на то, чтобы опередить Ниа, провалится, и, более того, будет стоить мне жизни друга? Не знаю. И вряд ли когда-нибудь найду ответ. Вместо него почему-то перед глазами встает окошко в грузовой отсек автомобиля, темноволосая голова и отчетливо видный тетрадный листок – приблизительно пять на семь сантиметров, черные линии, резкая вязь чужого почерка – темно-синяя ручка, и чернила немного мажут: у буквы i слишком жирная точка, а вертикальная линия в k немного размазалась. Знакомая бумага, а имя на ней – как чужое. Может, потому что я не привык видеть его. Может, потому что я стараюсь его забыть. Может, потому что написано оно неправильно.

Назад.

– Черт! – сквозь стиснутые зубы шиплю я, но в душе, как ни странно, страха нет. Я разучился бояться – точно так же, как разучился жалеть, ценить, доверять. Дети приюта Вамми быстро взрослеют – и точно так же быстро умирают. Мы – свечи, костер из хвороста, пламя. Гореть, светить, рассеивать тьму, чтобы через короткий промежуток времени истаять, не оставляя после себя следа в человеческих сердцах. Меня не вспомнят, да и похоронить нормально не смогут – ведь по документам меня не существует. Нет на этом свете Мэлло, а уж тем более нет человека по имени Михаэль Кил. Не было. Нет. И не будет.
Я отчетливо слышу, как тикают стрелки на часах, и невольно считаю секунды. Быстро, слишком быстро… А я пока не хочу умирать. У меня есть цель. Я должен опередить этого кудрявого барана Ниа. Неужели не успею? Неужели… все закончится так? Глупо, бесславно, бесцельно?
Тридцать восемь.
Тридцать девять.
Сорок.
Игла прошивает сердце, и я падаю на сиденье, судорожно хватаясь руками за грудь. Прощай, мир. Прощай, жизнь. Я – свеча. Я – сгорел. Дотла.
Дерьмо, Кира, ты выиграл. И ты, Ниа, успел меня обскакать. Маленький несносный негодяй. Ненавижу.
Такада, я тебя проклинаю. Ты тоже умрешь здесь, слышишь?
…быстрее, быстрее, я не хочу мучиться. Я не люблю боль.
Внезапно игла… исчезает. Отпускает, и я могу вздохнуть с облегчением. Это не похоже на смерть, а я привык доверять своим инстинктам. Неужели…
Перед глазами стоит эта чертова бумажка, измазанная синими чернилами.
Не хватает буквы «e».
Слава Богу…
Странная легкость наполняет тело, и дышать становится так просто, что легкие готовы взорваться. Слабость в ногах – настолько малая цена за жизнь, что хочется рассмеяться, глядя в потолок, но что-то заставляет меня молчать и просто дышать – глубоко, часто, будто от этого зависит моя жизнь.
Я слышу разговор Такады, но слова не задерживаются в сознании, пролетают мимо ушей. Смешно – я должен быть внимательным, но сейчас это физически невозможно. Наверное, я буду жалеть об этом. Потом, но не сейчас. Единственное, что я могу понять – то, что мне надо отсюда сваливать. И это – опять мое идиотское шестое чувство. Поздно, черт возьми, слишком поздно.
Дверь открывается медленно, миллиметр за миллиметром – ровно настолько, чтобы в щель мог пролезть я, тощий юноша, которому едва исполнилось двадцать. Хорошо бы не гремели цепи, но и без этого можно обойтись.
Выскользнуть. И – бегом броситься из этого здания, к чертовой матери, лишь бы подальше. Остановиться на противоположной стороне дороги.
И через каких-то пятнадцать минут наблюдать пожар, пожирающий и полуразрушенную церковь, и фургон, и ту, что была внутри.
…все же мне чертовски не везет с огнем.

Вперед.

Все-таки вспоминать – это слишком больно. А я не терплю боли, я ее ненавижу. Почти так же, как Киру и Ниа, если не сильнее.
Слезы душат, не пропускают воздух в легкие и слепят глаза. Дети Вамми, к сожалению, не разучились плакать. Слезы – это то, что остается у них от искалеченного детства. Их я тоже ненавижу.
А еще я ненавижу квартиру Мэтта – такую пустую без него. Я постоянно путаюсь в проводах, едва не наступаю на разложенные на полу лэптопы. Это для меня чужой мир – я никогда не был столь силен в технике, как мой «полосатый» друг, хотя, конечно, мог с ней совладать. Просто мне это не нравилось, и я не чувствовал себя своим среди всех этих экранов. Сложно поверить, но в этой электронизированной квартире мне было очень неуютно – по крайней мере, до того момента, как ее хозяин возвращался в родные пенаты. Они не любили меня, эти компьютеры и причиндалы. Они угрюмо следили за мной, лезли под ноги, и, пока Мэтт не видел, пытались по-своему изгнать меня из дома. Они ревновали. Им казалось, что я отнимаю у них хозяина.
Правы ведь, черти. Он сюда больше не вернется.
Здесь теперь так пусто…

Назад.

– Больно?
– А ты как думаешь? – огрызнулся я, прикладывая к лицу очередную тряпку, смоченную травяным отваром. Пламя уже давным-давно прекратило облизывать меня, а лицо все равно горело, жгло – разве что только не пузырилось.
Ненавижу боль.
– Я не виноват в том, что ты попал в пекло, Мэлло, – Мэтт садится рядом со мной и отнимает тряпку от лица – чтобы смочить ее в отваре и самому промокнуть левую щеку и висок. На самом деле мне жутко повезло. Я чудом сохранил способность видеть.
– Знаю… ай, аккуратнее! – слишком грубое движение, и жжение становится невыносимым. Я бы орал и плакал, если бы мне позволяла гордость… или если бы Мэтт вышел в другую комнату. Но, черт возьми, он же у нас – первоклассная сиделка. Кому-то же нужно следить за «бедным Мэлло»…
Вот еще один пункт в списке вещей-которые-Мэлло-ненавидит.
Жа-лость.
– Хэй, детка, ты что, плачешь? – голос Мэтта – будничный, с нотками этой чертовой жалости и сострадания. – Перестань, потерпи немного.
– Заткнись, – буркнул я. – Засунь свою «детку» себе в задницу. Я не плачу, у меня глаза слезятся от твоего вонючего отвара.
Он качает головой, слабо улыбаясь:
– Но ведь мой «вонючий отвар» помогает, так?
Я резко отворачиваюсь.
Не-на-ви-жу, когда прав кто-то кроме меня.

Ближе.

Я лежу, закрыв глаза, а моя голова покоится у него на коленях. Он, совершенно не обращая на это внимания, играет в одну из своих приставок, изредка матерясь сквозь зубы, однако я чувствую, что он боится задеть меня рукой. Наверное, это смотрится смешно со стороны – растопыренные локти, поднятый повыше джойстик, неестественно ровная для него спина. Хочу увидеть это, но ресницы размыкать не собираюсь: во-первых, меня раздражает мельтешение его рук, во-вторых, я и так себе это представляю, в-третьих, в стеклах его очков я могу увидеть себя.
Я избегаю зеркал, стекол, отполированных до блеска автомобилей. Капюшон на голове не только предосторожность - он скрывает мое лицо, чтобы никто не мог его увидеть. Если бы не этот чертов взрыв, я бы никогда не узнал, как дорожу собственной внешностью, как важно для меня быть идеально красивым. Светлые волосы. Тонкие черты. Глаза с узкими зрачками. И теперь – шрам.
– Это на всю жизнь, да? – зачем-то спрашиваю я, сгибая ноги в коленях.
– Что? – я уверен, Мэтт даже не оторвал взгляд от экрана.
– Шрам, – поясняю я. – Это на всю жизнь?
Вопрос почему-то звучит жалобно, и я злюсь на себя. И на Мэтта заодно: это он меня спровоцировал на подобные высказывания.
А звук игры почему-то обрывается, и я равнодушно думаю: «Умер». Хотя ругани по этому поводу не слышно.
Зато в следующую секунду на мое лицо опускаются теплые пальцы, проходят по линии шрама, то ли пытаясь почувствовать его, то ли – сгладить. Я дергаюсь – скорее, от нервов, чем от боли, хотя прикосновение все еще вызывает дискомфорт, но почему-то ничего не делаю, чтобы убрать от лица его руку.
– А знаешь, Мэлло, ты и со шрамом красивый, – спокойно говорит Мэтт. Наверное, он сейчас улыбается.
Терпеть не могу неизвестность, а потому – открываю глаза. И вправду – улыбается. И очки свои идиотские не снял. На каждом стекле – по миниатюрной копии Мэлло. Светлые волосы. Тонкие черты. Глаза с узкими зрачками. Уродливый шрам от ожога, а на нем – бледные пальцы, машинально поглаживающие поврежденную кожу.
– Извращенец, – фыркаю я, отталкивая его руку, и сажусь рядом. Мэтт смеется:
– Ты же именно это хотел услышать, детка?
– Засунь свою «детку»… – привычно начинаю я, но закончить не получается. Меня тоже разбирает смех, отвратительно-истерический, потому что на самом деле мне далеко не смешно.
Мэтт, дурак, что же ты делаешь-то?..

Вперед.

Вот так мы и выдавали себя – обкатанными фразами, глупыми разговорами ни о чем по вечерам, когда я не мог уснуть от ноющей боли, а Мэтт играл в свои многочисленные игры. Мне было даже как-то спокойно рядом с ним. А он – он был как преданный щенок, который никогда не бросит своего даже не хозяина – компаньона. Иногда он со смехом говорил, что умрет за меня, и я тоже смеялся, хотя на самом деле мне было ничуть не весело. Я разучился бояться, но меня терзали плохие предчувствия.
Мэтт… я никогда не думал, что тебя убьют… прости меня…
Эта фраза навечно застряла в моем сознании – рядом с отвратительным обрывком листа из тетради смерти. Раньше я смеялся, когда мне говорили, что жить с виной на душе невероятно тяжело, зато сейчас - убедился на собственном опыте. Так-то я тебе отплатил за заботу, Мэтт, дружище. Веришь – меня действительно гложет совесть. И еще – тоска. Потому что без тебя удивительно пусто, и мне не хватает тебя, сгорбившегося перед экраном компьютера, тебя, весело смеющегося в ответ на мою ругань, тебя с твоими ласковыми руками, тебя с дурацкой заботой и вечными «Будь осторожнее, Мэлло». Так пусто. Я словно ушел в никуда, выкатился из привычного хода времени.
Единственный человек, который когда-либо был мне дорог, мертв.

Назад.

– Кофе будешь? – никакого «Доброе утро, Мэлло» или «Как ты спал, Мэлло?». Всего лишь будничный вопрос, а рука в перчатке трясет меня, цепко держа пальцами за плечо. Мэтт одет в свою жилетку – значит, выходил на улицу. Он же это жутко не любит, однако все равно пошел. Придурок.
– Ммм… – я лениво открываю глаза, пытаясь сфокусировать на нем взгляд. – Не люблю кофе. Шоколадку дай.
– Будет сделано, Большой Начальник! – смеется он и кладет мне на грудь плитку молочного шоколада. Именно того, который я люблю. Не забыл, значит.
Пока я шуршу оберткой, торопливо выуживая на свет любимое лакомство, он уходит из комнаты, а потом возвращается – с двумя кружками. Одну берет себе, и, смешно морща нос, делает глоток – наверняка обжигаясь, но не подавая виду.
– Я же сказал, что кофе не люблю, – нахмурился я, глядя на вторую кружку.
– Это горячий шоколад, – Мэтт улыбается, а стекла его очков запотевают, и он спешит протереть их перчаткой. – Все как ты любишь, маленькая принцесса.
– Заткнись, – привычно бросаю я в ответ, хотя на самом деле мне приятно. Я откусываю шоколадку, запиваю шоколадом… излишне, но вкусно. Очень.
Но спасибо я все равно не скажу.
– Мэлло, а у тебя есть какой-то план? – неожиданно спрашивает он. – Я не хочу действовать наобум, это может плохо кончиться.
Я смеряю его внимательным взглядом, а потом утыкаюсь носом в кружку.
– Будем следить за Амане – она как-то связана с нынешним Эл. И еще несколько человек у меня на примете.
– Нас слишком мало для масштабной слежки, – осторожно замечает Мэтт, но я упрямо трясу головой:
– Управимся.

Вперед.

Воспоминания – это больно. Это даже больнее, чем огонь, ласково слизывающий с лица верхние покровы эпителия. Особенно когда ты кого-то потерял. Особенно когда ты знаешь, что виноват в этом сам.
Мэтт… прости. Я не хотел, чтобы все так вышло. А ты – какого черта ты не продумал пути отступления? Какого черта ты лез на рожон? Зачем ты оставил меня, скотина?!.
…нет, это я виноват, я знаю. Просто мне очень одиноко. Очень грустно сидеть на вот этом диване и знать, что ты не присядешь рядом, усмехаясь, не обнимешь ненароком за плечи, зная, что я через секунду разорву это объятие и назову тебя извращенцем. Грустно знать, что квартира больше не огласится шумом выстрелов, которые заставят меня схватиться за пистолет, а потом выяснится, что это всего лишь твоя очередная идиотская игра. А тебе? Тебе тоже тоскливо, там, в небытие? Подожди меня, Мэтт. Немного осталось. Совсем.
У меня в руке пистолет, но я кладу его на диван. Если закрыть глаза, то можно представить, что сейчас откроется дверь, ты войдешь, сядешь рядом со мной и, положив мою голову к себе на колени, начнешь перебирать мои волосы.
С губ срывается горький смешок, а слез нет.
Время, повернись вспять…

Назад.

– Черт возьми!!!
– Мэлло, успокойся…
– Какого хрена я должен успокоиться, Мэтт?! Сколько времени мы уже провели в этой идиотской слежке, а так ничего и не выяснили! Ниа опережает меня на несколько шагов, а я ничего не могу поделать! У меня нет доступа к информации!
– Если хочешь, я взломаю для тебя базу данных…
– Нафиг мне сдалась твоя база данных, когда у меня нет ресурсов?! Черт возьми, я должен его опередить!!!
– Мэлло, хватит орать, ты сорвешь себе голос!
– Ах, прости, мамочка, больше не буду!!! Достал со своей идиотской заботой, я сам за собой могу следить!!!
– Мэлло, хватит! Ты мне все провода повыдираешь!
– Да мне посрать!!!
Честно говоря, я не хотел причинять ему вред. Просто у меня было отвратительное настроение, да еще к тому же накатывало отчаяние. Я катастрофически не успевал за Ниа, это бесило меня с каждым прожитым днем все сильнее и сильнее. Мне нужно было опередить его, я просто обязан был сделать это – за все пережитые в приюте Вамми поражения, что он нанес. А тут под ноги попались эти долбаные провода, да еще и Мэтт проявил о них больше беспокойства, чем обо мне. Руки сами потянулись к темным нитям кабелей, и я резко дернул их.
Что-то упало, хрустнула розетка, а меня будто водой окатило. Мэтт медленно поднялся с дивана, глядя на меня в упор враз похолодевшим взглядом, а руки его сжались в кулаки, будто он хотел меня ударить. Я попятился назад, споткнулся об очередной раскрытый ноутбук и навернулся, больно ударившись о крышку треклятого компьютера. Мне не было страшно, нет. Просто стало очень неуютно, будто открылось окно и подул холодный ветер.
Мэтт приближался, но из-за очков было сложно увидеть выражение его глаз. Я и не пытался подняться, а лишь вздернул подбородок и нахально смотрел на него снизу вверх: мол, давай, что ты можешь мне сделать?
А Мэтт всего лишь схватил меня за руку и дернул на себя, помогая подняться. Его губы сжались в тонкую линию, и сквозь нее даже не пыталась пробиться привычная улыбка.
– Никогда. Больше. Так. Не делай, – прошипел он мне на ухо, отпуская руку и тут же хватая меня за плечи. Лицо – очень близко, видно, как раздуваются его ноздри. Злится, хотя виду не подает. Красиво.
…и я не знаю, какой черт дернул меня его поцеловать. То ли это был порыв изощренной мести, то ли наоборот – попытка извиниться. Но – факт: я потянулся вперед, глядя в стекла его очков, и встретился своими губами с его, крепко сжатыми, но тут же раскрывшимися от изумления, чем я, собственно, и воспользовался.
У него был странный вкус, у моего Мэтта. Приторный, ментолово-мятный от сигарет и жвачек, холодный-холодный и… горький. А может, я ем слишком много шоколада и это мне просто кажется.
Его язык скользнул мне в рот, и он сгреб меня в охапку, словно боясь, что я исчезну. Вранье, конечно – дети Вамми не умеют бояться. Просто Мэтт хотел быть уверен, что я никуда не денусь – так же, как и я сам, чтобы уверить себя, схватился руками за полосатую кофту, в которую он был одет.
– Никогда больше мне не угрожай, – проговорил я, пытаясь отдышаться, когда наши губы разомкнулись. И даже не заметил, что повторил структуру его фразы, равно как и то, что он практически не давал мне упасть – я повис на нем, а он держал меня за плечи.
– Хорошо, хорошо, – согласился он, чуть улыбаясь. – Отпусти мою кофту, детка, растянешь.
– Засунь свою «детку» себе в задницу, – ответил я и рассмеялся. На этот раз – искренне.

Вперед.

Мы тогда не удивлялись – будто дали негласное обещание никогда и ничему не удивляться и соблюдали его. А о случившемся – забыли. Будто и не было ничего. Будто у меня во рту не было теперь этого горького привкуса, который не получалось заесть шоколадом, а у Мэтта не была растянута кофта в том месте, где я жадно сгреб ее пальцами. Ничего не случилось. Пустота.
Просто тогда он стал еще на чуточку нежнее. Просто тогда я стал оставлять ему маленький кусочек шоколадки на крышке одного из компьютеров. Это было как игра – молчать, не говорить ни слова, но делать что-то идиотское, так похожее на поступки тупых влюбленных героев не менее тупых американских фильмов. Нас это устраивало, не возникало ни вопросов, ни претензий. Это стало еще одной маленькой частичкой нашей совместной жизни, когда мы не занимались слежкой.
А еще появилась возможность иногда отрывать взгляд от окна, выходящего на обшарпанную стену соседнего дома, и спрашивать: «Мэтт?». И – почти мгновенно – получать быстрый взгляд, тут же вновь уходящий на экран, и уверенный ответ: «Мэлло».
Всего лишь имя. Даже не имя – дурацкая кличка, заменившая полное, настоящее, родное имя, данное матерью.
Но почему-то от нее становилось легче.

Назад.

– Мэтт? – ровным голосом спросил я, подтянув колени к груди. Подоконник был единственным местом, на котором не стояли его идиотские компьютеры, и я мгновенно занял его. Наверное, со стороны я был похож на маленького китайского божка, глядящего на мир со своего пьедестала. Разве что только головой не качал, как кукла.
– Мэлло, – он на секунду оторвал взгляд от компьютера, чтобы посмотреть на меня, слегка улыбаясь. Сигарета в его зубах тлела, и пепел едва не падал на потертый диван, на котором он сидел. В голосе – уверенность, как всегда, впрочем. И как в одно слово он может уместить столько? Тут и «все хорошо», и «ты успеешь», и «не волнуйся, пожалуйста», и «может, еще шоколада?», и еще много, много всего. И хочется верить ему. Хочется верить, что он говорит правду.
– Стряхни пепел, – прошу я, и нить слов становится хрупкой и ломкой, будто я сейчас заплачу. И мне действительно хочется это сделать. Потому что результатов все еще нет. Потому что на истерики больше нет сил. Потому что я очень, очень устал, а времени на отдых у меня совершенно нет.
– Эй, детка… – тянет Мэтт, будто надеясь меня расшевелить. А я молчу. Я не отвечаю. Потому что меня раздражает, что мой голос дрожит. Ненавижу быть слабым. – Мэлло? – на этот раз – удивление и внимательный взгляд. – Иди сюда.
Я отчего-то послушно слезаю с подоконника и на негнущихся ногах подхожу к дивану. Мэтт откладывает джойстик в сторону, осторожно берет меня за руку и тянет на себя – так, чтобы я приземлился к нему на колени. По щекам расползается жар, я обреченно прикрываю глаза, а он ласково ворошит мои волосы, и рука у него без перчатки – как и всегда, когда он дотрагивается до меня.
– Тебе нужно расслабиться, Мэлло, – хитро говорит он, пропуская волосы сквозь пальцы. – Расслабиться и получить удовольствие, а то ты с ума сойдешь, – он на секунду замолкает, а потом добавляет язвительно: – От спермотоксикоза.
– Извращенец, – бормочу я, размыкая ресницы. А Мэтт давит на затылок, заставляя меня опустить голову, и едва касается губами губ. Сегодня игру начинает он, но ведь Мэтт никогда не забывает, что я терпеть не могу, когда кто-то, кроме меня, доминирует. Поэтому инициативу он отдает мне. Зря.
Сегодня я хочу, чтобы меня вели. Я устал, правда.
Это слишком тяжело – думать за всех сразу.
– Сними очки, – зачем-то прошу я, но потом понимаю причину: хочется увидеть его глаза. Чтобы понять, что ведет его: жалость или…
…пусть уж лучше будет это «или».
Он послушно снимает эту привычную деталь своего гардероба – и в его глазах с расширенными, как и у всех детей Вамми, зрачками, за которыми все еще проглядывается пронзительная синева, все-таки горит эта чертова жалость. Будто он делает мне одолжение.
Обидно, черт возьми. С другой стороны, чего я еще хотел?
Я отстраняюсь, стараясь не делать обиженный вид, отчего лицо у меня каменеет.
– Ты что? – спрашивает Мэтт, касаясь моей щеки, но я отталкиваю его руку.
– Не надо меня жалеть, – вот и весь ответ. А что еще можно добавить?
Он отворачивается – я бы сказал, обиженно, если бы его не знал – и закуривает. Ментоловый дым нитями вьется над нами, и мы молчим, а внутри ворочается какая-то детская обида. Глупо, но факт.
– Я тебя не жалел, – наконец произносит Мэтт, и я уверен, что он болезненно щурится, глядя в потолок. – Дурак ты, Мэлло.
– Я будто не видел, как ты на меня смотрел, – буркнул я, залезая на диван с ногами. – Думаешь, раз этот чертов пожар сожрал пол моего лица, то у меня и зрение ухудшилось?
– Ты просто видишь только то, что хочешь видеть, – безразлично произносит он. – Кстати говоря, в следующий раз смывай со стены белые пятна. Мне неприятно.
Укол – будто шпагой в спортивном фехтовании. Или – удар по больному месту. Неприятно. Неожиданно.
– Сволочь, – беспомощно говорю я.
– Не-е-ет, детка, сволочь – это ты. Нельзя же так меня обламывать.
Повернулся. Его щеки слегка пылают, а вот мне кажется, что я просто побагровел – то ли от смущения, то ли от злости. И не поймешь, чего больше хочется сделать – ударить или поцеловать. А он видит все это и беззвучно смеется. Потому что знает меня как облупленного.
А потому не удивляется, когда я все-таки лезу к нему с поцелуем. Лишь протягивает руку, расстегивая молнию на кожаных штанах, и улыбается, как чеширский кот, когда я ощутимо вздрагиваю. Что ты творишь со мной, Мэтт? Почему я так легко поддаюсь?
Горечь остается на губах, а он вновь затягивается сигаретой, как ни в чем не бывало, и другой рукой продолжает стягивать с меня черную кожу. Получается у него это плохо, а потому я нетерпеливо выдергиваю у него сигарету, сминаю ее пальцами, практически не обращая внимания на то, что пепел обжигает их, и сам стягиваю штаны. Они скрипят, но мне нравится этот звук – иначе я бы не носил такую одежду.
А потом мир сужается до одной точки за закрытыми глазами, и мало что помнится – голова Мэтта между моих ног, удовольствие, жаркой волной расползающееся по всему телу, горечь на губах и вкус мятной жвачки во рту, мимолетная боль и тут же - шепот на ухо: «Мэлло, Мэлло… тише… я осторожно…»… Прерывистое дыхание, мои пальцы, судорожно впивающиеся ему в спину, все возрастающее напряжение… и слабость во всем теле, которая совершенно не раздражает, а даже наоборот - становится такой теплой, приятной. И можно носом уткнуться в плечо Мэтта, а он будет глазеть в потолок, щурясь, и не решаться надеть очки, чтобы не потревожить меня.
Кажется, я впервые с момента взрыва в штабе почувствовал себя абсолютно спокойным.

Вперед.

Мэтт… ты всегда знал, что мне нужно. Ты всегда догадывался, что мне потребуется в следующий момент, и всегда давал мне это. Ты изучил меня до мозга костей: все мои привычки, каждый жест, каждое движение. Ты знал, когда можно растрепать мои волосы, а когда лучше помолчать, давая мне возможность наораться. Ты знал, как сделать мне приятно, точно так же, как знал, какой сорт шоколада я люблю больше всего. С тобой я чувствовал себя защищенным. С тобой у меня всегда была прикрыта спина. Даже когда ты погружался с головой в свой мир компьютерных игр. Даже когда ты был далеко. Даже когда не знал, жив я или мертв.
Прости. Я не знал, что все так закончится. Я думал, что у нас есть в запасе еще хотя бы пара лет. Я думал, что могу обогнать Ниа.
К черту мысли, если они не помогли мне спасти тебя.
А ты ведь, кажется, знал… так?
Почему я не удосужился снять с тебя очки и посмотреть в глаза? Наверняка в них был ответ…
Прости меня, Мэтт, прости, пожалуйста…

Назад.

Во мне словно горел огонь.
Он заставлял меня носиться по комнате, вслух разрабатывая план, ликующе смеяться, давиться шоколадом, чуть ли не подпрыгивать на каждом шагу. Мэтт стоял у окна, задумчиво раскуривая сигарету и пытаясь не обращать внимания на мое мельтешение.
– Ты стреляешь по автомобилю Такады и сразу уезжаешь, – в третий раз объяснял я с набитым ртом, – а я заставляю ее сесть на мотоцикл и увожу от охраны. После чего…
– Да знаю я, знаю, – отмахивался Мэтт, роняя пепел на подоконник. – Хватит повторять одно и тоже, детка.
– Иди ты со своей «деткой», – привычно огрызнулся я. – Мэтт, ты что, я же наконец обгоню Ниа! Это же великолепно!
– Да-да, – как-то вяло отозвался он, но я уже не обратил на это внимания. В крови бурлил восторг, зарождался адреналин. Наконец-то мы переходим к решительным действиям, и Ниа придется постараться, чтобы достичь моих результатов. Этот кукольный малыш будет прятаться за спинами взрослых, а я могу контролировать ситуацию лично, не полагаясь ни на кого, кроме Мэтта. А уж ему я верю, как самому себе.
Музыка блока новостей объявила, что прямое включение с Голосом Киры подходит к концу. Я поспешно натянул куртку, накинул на голову капюшон, рванулся к дверям, на полпути обернувшись.
– Быстрее, Мэтт, – недовольно произнес я. – Мой план выверен по минутам, нам нужно успеть.
Он окинул меня долгим взглядом, чуть улыбаясь. А затем – подошел, рукой прижал меня к дверному косяку и поцеловал, одаривая ароматом ментоловых сигарет, дешевой мятной жвачки и горечью на губах.
– Удачи, Мэлло, – тихо шепнул он. – Постарайся выкрутиться из этой передряги.

Вперед.

Мне стоило бы обратить на это внимание. Стоило бы внимательнее взглянуть на тебя, а не упиваться собственным ликованием. Если бы я хотя бы секунду подумал о твоем поведении, Мэтт… может быть, я бы догадался, что у тебя плохое предчувствие. И вспомнил бы, что в таких случаях ты редко ошибаешься.
Говорят, иногда человек знает, когда он умрет. Ему что-то вдаряет в сознание, и – бац! – приходит это понимание. Будь Мэтт обычным юношей девятнадцати лет, он бы, наверное, испугался. Но в его личном деле рядом с фальшивой кличкой стояла пометка: Приют Вамми. А дети Вамми… впрочем, я говорил это много раз.
Ты, Мэтт, был младше меня на несколько месяцев, но я почему-то всегда чувствовал себя так, будто ты старше меня на несколько лет. Ты всегда был таким спокойным по сравнению со мной, что частичка твоего хладнокровия передавалась и мне. Ты во многом мне помог: ты помог мне выжить после взрыва, ты терпел мои выходки, мое неадекватное поведение. Наверное, ты в каком-то смысле любил меня. Так же как и я – тебя. Ты был моей семьей, еще с самого приюта. Мы всегда были рядом. И я думал, что так и будет.
Человек предполагает, а судьба – располагает, так?
Пистолет лежит рядом со мной. Он красиво смотрится в руке, затянутой в черную перчатку. А еще – опасно. И совсем чуть-чуть – по-родному, будто ему всю жизнь там и место.
А знаешь, Мэтт… мне всегда было страшно оставаться одному. Глупая слабость, правда?
А ведь я сейчас совсем-совсем один. Неуютно, и невозможно искоренить дрожь, зарождающуюся где-то там, в глубине моего тела.
Пистолет ложится в руку, а указательный палец нащупывает курок.
Прости, Мэтт. Прости.
Я иду к тебе.

@темы: фанфик