читать дальшеАвтор: Vanilla Child
Бета: Nathalie-Sun и автоматическая проверка орфографии в Microsoft Word.
Название: Последнее воспоминание
Персонажи: Мелло.
Жанр: POV Мелло и еще какая-то чушь – я в жанрах не разбираюсь.
Рейтинг: Никакого…)))
Дисклеймер: Ни на кого не претендую – Оба и Обата могут не беспокоиться…)))
Статус: Закончен.
Особая благодарность:
Nathalie-Sun, которая придумала нормальное немецкое женское имя.
Stray Dog, без чьей поддержки я бы вообще не писала фанфы.
И Armitaje, которая предложила мне посмотреть Death Note.
От автора: Критику приветствую…)))
… Ночью не спалось. А все Мэтт со своими вопросами. Есть у него один такой «талант» - иногда он спрашивает у тебя о чем-то личном, что не обсуждают здесь, в Вамми, но ему, почему-то, ты рассказываешь все, что он хочет знать. И даже чуточку больше… Мое настоящее имя он уже знает, а сегодня ночью спросил, как я оказался здесь. Большинство детей действительно этого не помнят, а те, кто помнят, не любят об этом рассказывать. И я их понимаю – это совсем не веселые воспоминая. Я попал сюда, когда мне было всего пять лет – я бы мог, пожалуй, соврать, что совершенно ничего не помню, и Мэтт бы не стал удивляться, а я бы спокойно отвернулся к стенке и заснул. Но… Мэтт – мой лучший друг. Он имеет право знать обо мне все, что хочет… А еще у него «талант»…
… В тот день было холодно, а с неба, затянутого почти черными тучами, моросил противный дождик… Я стоял посреди огромной поляны, окруженной огромным лесом и забором, очень похожим на ограду Вамми. Это было большое старое кладбище с вычурными памятниками и заброшенными могилами. Мне было только пять, и тогда я, видимо, не совсем понимал, почему в такое холодное утро я должен был стоять там под дождем, окруженный огромной толпой незнакомых мне людей, одетых во все черное и прятавшихся от мерзкого дождя под одинаковыми потрепанными черными зонтиками…
Я стоял практически ближе всех к широкой яме – это аккуратное прямоугольное уходящее вглубь коричневое пятно контрастировало с яркой, свежей травой, покрывающей все остальное пространство… Была весна. Начало апреля, может быть…
Я был одет в теплый черный свитер, а ворот моей рубашки как-то нелепо торчал из-под него и мешался. Я бы тогда отдал все, что угодно, чтобы только иметь возможность почесать шею, но не мог – в одной руке я окоченевшими от холода пальцами сжимал какие-то белые лилии, а другой держался за подол черного платья невысокой красивой девочки, стоящей рядом со мной. Она, как и я, была без зонта, а в правой руке сжимала букетик белых лилий. Ей, наверное, было как нам сейчас – лет 14-15, и ее длинные волосы, такого же золотистого оттенка, как у меня, были мокрые настолько, что их можно было выжимать. Неожиданно она схватила мою руку и посмотрела на меня своими пронзительными зелеными глазами, а потом отвернулась обратно. Она не плакала, но с каждой секундой все крепче сжимала мою руку и не сводила глаз с кусочка вырытой земли перед нашими ногами. Я терпел, хотя казалось, что она давно переломала все мои пальцы. Я не мог вырвать свою руку из ее ладони. Я знал, что ее это огорчит. Священник - видимо, это был он - закончил свою монотонную речь и позволил, наконец, гостям подойти бросить цветы в яму. А мы так и не сдвинулись с места… Кто-то подходил к этой девочке и что-то говорил… Какие-то глупые и ненужные слова сочувствия, а я мечтал поскорее оттуда уйти, снять с себя эту дурацкую рубашку и выпить горячего шоколада. Тогда я даже не догадывался, что мне еще долго не представится шанса получить кружку шоколада… Этот бесконечный поток людей вскоре закончился, и мы остались практически одни… Рев моторов покидающих кладбище машин сопровождал меня, когда я наконец-то осмелился подойти к самому краю – в сыром воздухе витал приторно-сладкий аромат цветов, почти полностью скрывших три гроба из красного дерева – два длинных и один чудовищно маленький, который лежал между ними…
Наверное, в тот момент, когда закоченевшие пальцы моей левой руки разжались, и те дурацкие белые лилии, как в замедленной съемке, грациозно полетели вниз, я что-то осознал и поспешил отойти оттуда. Девочка же, не глядя, швырнула туда свой букетик и чуть ли не побежала обратно ко мне, как будто бы боялась этой ямы… Прошло минут десять, а мы все так же стояли рядом и смотрели, как четверо мужчин в одинаковых грязных комбинезонах методично, пласт за пластом, закидывают яму с цветами сырой землей…
…Вдруг к нам подошли какие-то люди – высокий худой и абсолютно лысый мужчина и красивая женщина с неприятным выражением лица. Они почему-то показались мне знакомыми…
- Стелла, - довольно грубо обратился к ней мужчина, - мы торопимся. Пойдем.
- Сейчас, - пролепетала девочка и присела на корточки так, что ее изумрудные глаза оказались на уровне моих. Она несколько секунд смотрела прямо на меня, а потом резко притянула к себе и обняла, очень сильно. Ее плечи дрожали. Мне вдруг стало очень грустно, и я ухватился за ее мокрые волосы. Она отпустила меня, и я увидел, что в ее огромных глазах стояли слезы. Видимо, она очень не хотела разрыдаться на глазах у тех малочисленных приглашенных, кто не поспешил домой подальше от угнетающей обстановки, противного дождя и пронизывающего до костей холода.
- Не плачь, - пролепетал я, и она улыбнулась.
- Не буду, дорогой, обещаю.
Я тоже улыбнулся.
- Стелла…- нетерпеливо прошипела женщина, направляясь к нам.
- Я люблю тебя, Михаэль, - тихо сказала девочка и быстро повесила мне на шею розарий моей матери. Мой розарий…
Стелла поцеловала меня в щеку и выпрямилась.
- Мне пора. Береги себя, и прости… За все. - Женщина схватила ее за локоть и потащила к выходу с кладбища. А я остался стоять и смотреть, как эти противные люди навсегда уводят мою сестру.
- Стелла! – крикнул я и хотел было побежать за ней, но чья-то тяжелая ладонь опустилась на мое плечо. Я обернулся и увидел перед собой невысокого пожилого мужчину в очках.
- Меня зовут Ватари, - сказал старик на немецком с ужасным акцентом, протянул мне свою ладонь в знак приветствия, но я и не подумал пожать ее. Я обернулся назад, но ни Стеллы, ни тех двоих уже не было. Я со злостью посмотрел на старика и кивнул, показывая, что я готов слушать дальше.
- Ты совсем замерз, Михаэль. Пойдем в машину, - он аккуратно взял меня за руку и потащил в направлении других ворот. Я судорожно обернулся, словно зная, что это последний раз, когда я смотрю на то коричневое пятно свеженасыпанной сырой земли.
- Но мне нужно домой… - попробовал сопротивляться я, понимая, что никакого дома у меня больше нет.
- Теперь у тебя будет другой дом, - улыбнулся Ватари, усаживая меня на заднее сидение черного Кадиллака и садясь рядом со мной, - тебе понравится.
Но видимо, было что-то такое в моем взгляде, что заставило этого добродушного старичка говорить дальше:
- Послушай, Михаэль, мне очень жаль, но твоих родителей и братишку уже не вернешь. У тебя не осталось других родственников, и мы решили, что тебе самое место у нас в приюте.
- В детском доме, да? – уточнил я, перебирая пальцами бусинки болтающегося на шее розария.
- Он слишком хорошо соображает для своего возраста, Ватари, - рассмеялась женщина, сидящая на переднем сидении.
- Поэтому-то я и решил взять его, - улыбнулся ей старик.
Я, к сожалению, их праздного настроения не разделял…
- А Стелла? Как же она? – со слезами на глазах спросил я.
- Ее удочерили знакомые твоего отца. У нее теперь другая семья, и я не знаю, почему они не захотели усыновить и тебя тоже. Пойми, Михаэль – у нее своя дорога, у тебя своя. Так что, ты согласен?
Я судорожно кивнул.
- Вот и славно! – улыбнулась женщина и протянула мне карамельку. Я свободной рукой развернул ее и засунул в рот. Это была самая противная конфета в моей жизни. Со вкусом дыни. Шофер завел мотор, и мы поехали по направлению к Берлину. Пока женщина давала ему указания, куда именно нас нужно было доставить, а Ватари протирал платком свои очки от капель дождя, я выплюнул жуткую конфету и зашвырнул ее под сидение.
- А где этот приют? – спросил я. - В Берлине?
- Нет, мой мальчик, - ласково улыбнулся мне старик, и я почему-то почувствовал к нему симпатию, - в Англии. Ты же учил английский в детском саду?
- Конечно, учил, - пожал плечами я, лихорадочно повторяя все двадцать три известных мне английских слова…
Уже стоя в аэропорту Ватари наклонился ко мне и сказал, заглушая шум взмывающих в небо самолетов, что в Вамми не любят настоящих имен и предпочитают вымышленные.
- Как нам тебя называть, Михаэль? – спросил Ватари, улыбаясь.
Я вспомнил фантик от той липкой конфеты с гордой надписью «Mellow Sweets». Разумеется, я тогда знал только значение слова «sweet», но никак не «mellow», однако наивно подумал, что оно в полной мере отражает вкус ужасной конфетки.
- Мелло, - улыбнулся я, решив, что это звучит устрашающе. Ватари удивленно посмотрел на меня. Я лишь пожал плечами, попросил у него ручку и накорябал на своей ладони «Mello».
- Хорошо, Мелло, – улыбнулся Ватари, а я уже начал скучать по «Михаэлю», - А теперь я хочу рассказать тебе одну очень интересную историю о мальчике по имени Эль…
- Ватари? – перебил я старичка. - Можно вопрос?
- Конечно, - безмятежно ответил он и потащил меня к терминалу, когда объявили посадку на рейс до Лондона.
- А этот приют… - я на секунду замолчал, пытаясь построить вопрос так, чтобы он меня понял, - он ведь в Англии… А в Германии для таких как я и своих приютов хватает… Это значит, что…
- Да, Мелло, - ответил Ватари, - это приют для особенных, одаренных детей.
- Понятно, - протянул я, и почему-то улыбнулся, - так что там за мальчик…?
Вот так я оказался в Вамми. С тех пор прошло много времени, но я никогда не забуду тот день и слова Ватари про мою сестру: «У нее своя дорога, у тебя своя…»
…Однажды я поклялся пройти свою дорогу как можно лучше. А еще с тех пор я не расставался с розарием – единственным напоминанием о забытой мною семье.
Бета: Nathalie-Sun и автоматическая проверка орфографии в Microsoft Word.
Название: Последнее воспоминание
Персонажи: Мелло.
Жанр: POV Мелло и еще какая-то чушь – я в жанрах не разбираюсь.
Рейтинг: Никакого…)))
Дисклеймер: Ни на кого не претендую – Оба и Обата могут не беспокоиться…)))
Статус: Закончен.
Особая благодарность:
Nathalie-Sun, которая придумала нормальное немецкое женское имя.
Stray Dog, без чьей поддержки я бы вообще не писала фанфы.
И Armitaje, которая предложила мне посмотреть Death Note.
От автора: Критику приветствую…)))
… Ночью не спалось. А все Мэтт со своими вопросами. Есть у него один такой «талант» - иногда он спрашивает у тебя о чем-то личном, что не обсуждают здесь, в Вамми, но ему, почему-то, ты рассказываешь все, что он хочет знать. И даже чуточку больше… Мое настоящее имя он уже знает, а сегодня ночью спросил, как я оказался здесь. Большинство детей действительно этого не помнят, а те, кто помнят, не любят об этом рассказывать. И я их понимаю – это совсем не веселые воспоминая. Я попал сюда, когда мне было всего пять лет – я бы мог, пожалуй, соврать, что совершенно ничего не помню, и Мэтт бы не стал удивляться, а я бы спокойно отвернулся к стенке и заснул. Но… Мэтт – мой лучший друг. Он имеет право знать обо мне все, что хочет… А еще у него «талант»…
… В тот день было холодно, а с неба, затянутого почти черными тучами, моросил противный дождик… Я стоял посреди огромной поляны, окруженной огромным лесом и забором, очень похожим на ограду Вамми. Это было большое старое кладбище с вычурными памятниками и заброшенными могилами. Мне было только пять, и тогда я, видимо, не совсем понимал, почему в такое холодное утро я должен был стоять там под дождем, окруженный огромной толпой незнакомых мне людей, одетых во все черное и прятавшихся от мерзкого дождя под одинаковыми потрепанными черными зонтиками…
Я стоял практически ближе всех к широкой яме – это аккуратное прямоугольное уходящее вглубь коричневое пятно контрастировало с яркой, свежей травой, покрывающей все остальное пространство… Была весна. Начало апреля, может быть…
Я был одет в теплый черный свитер, а ворот моей рубашки как-то нелепо торчал из-под него и мешался. Я бы тогда отдал все, что угодно, чтобы только иметь возможность почесать шею, но не мог – в одной руке я окоченевшими от холода пальцами сжимал какие-то белые лилии, а другой держался за подол черного платья невысокой красивой девочки, стоящей рядом со мной. Она, как и я, была без зонта, а в правой руке сжимала букетик белых лилий. Ей, наверное, было как нам сейчас – лет 14-15, и ее длинные волосы, такого же золотистого оттенка, как у меня, были мокрые настолько, что их можно было выжимать. Неожиданно она схватила мою руку и посмотрела на меня своими пронзительными зелеными глазами, а потом отвернулась обратно. Она не плакала, но с каждой секундой все крепче сжимала мою руку и не сводила глаз с кусочка вырытой земли перед нашими ногами. Я терпел, хотя казалось, что она давно переломала все мои пальцы. Я не мог вырвать свою руку из ее ладони. Я знал, что ее это огорчит. Священник - видимо, это был он - закончил свою монотонную речь и позволил, наконец, гостям подойти бросить цветы в яму. А мы так и не сдвинулись с места… Кто-то подходил к этой девочке и что-то говорил… Какие-то глупые и ненужные слова сочувствия, а я мечтал поскорее оттуда уйти, снять с себя эту дурацкую рубашку и выпить горячего шоколада. Тогда я даже не догадывался, что мне еще долго не представится шанса получить кружку шоколада… Этот бесконечный поток людей вскоре закончился, и мы остались практически одни… Рев моторов покидающих кладбище машин сопровождал меня, когда я наконец-то осмелился подойти к самому краю – в сыром воздухе витал приторно-сладкий аромат цветов, почти полностью скрывших три гроба из красного дерева – два длинных и один чудовищно маленький, который лежал между ними…
Наверное, в тот момент, когда закоченевшие пальцы моей левой руки разжались, и те дурацкие белые лилии, как в замедленной съемке, грациозно полетели вниз, я что-то осознал и поспешил отойти оттуда. Девочка же, не глядя, швырнула туда свой букетик и чуть ли не побежала обратно ко мне, как будто бы боялась этой ямы… Прошло минут десять, а мы все так же стояли рядом и смотрели, как четверо мужчин в одинаковых грязных комбинезонах методично, пласт за пластом, закидывают яму с цветами сырой землей…
…Вдруг к нам подошли какие-то люди – высокий худой и абсолютно лысый мужчина и красивая женщина с неприятным выражением лица. Они почему-то показались мне знакомыми…
- Стелла, - довольно грубо обратился к ней мужчина, - мы торопимся. Пойдем.
- Сейчас, - пролепетала девочка и присела на корточки так, что ее изумрудные глаза оказались на уровне моих. Она несколько секунд смотрела прямо на меня, а потом резко притянула к себе и обняла, очень сильно. Ее плечи дрожали. Мне вдруг стало очень грустно, и я ухватился за ее мокрые волосы. Она отпустила меня, и я увидел, что в ее огромных глазах стояли слезы. Видимо, она очень не хотела разрыдаться на глазах у тех малочисленных приглашенных, кто не поспешил домой подальше от угнетающей обстановки, противного дождя и пронизывающего до костей холода.
- Не плачь, - пролепетал я, и она улыбнулась.
- Не буду, дорогой, обещаю.
Я тоже улыбнулся.
- Стелла…- нетерпеливо прошипела женщина, направляясь к нам.
- Я люблю тебя, Михаэль, - тихо сказала девочка и быстро повесила мне на шею розарий моей матери. Мой розарий…
Стелла поцеловала меня в щеку и выпрямилась.
- Мне пора. Береги себя, и прости… За все. - Женщина схватила ее за локоть и потащила к выходу с кладбища. А я остался стоять и смотреть, как эти противные люди навсегда уводят мою сестру.
- Стелла! – крикнул я и хотел было побежать за ней, но чья-то тяжелая ладонь опустилась на мое плечо. Я обернулся и увидел перед собой невысокого пожилого мужчину в очках.
- Меня зовут Ватари, - сказал старик на немецком с ужасным акцентом, протянул мне свою ладонь в знак приветствия, но я и не подумал пожать ее. Я обернулся назад, но ни Стеллы, ни тех двоих уже не было. Я со злостью посмотрел на старика и кивнул, показывая, что я готов слушать дальше.
- Ты совсем замерз, Михаэль. Пойдем в машину, - он аккуратно взял меня за руку и потащил в направлении других ворот. Я судорожно обернулся, словно зная, что это последний раз, когда я смотрю на то коричневое пятно свеженасыпанной сырой земли.
- Но мне нужно домой… - попробовал сопротивляться я, понимая, что никакого дома у меня больше нет.
- Теперь у тебя будет другой дом, - улыбнулся Ватари, усаживая меня на заднее сидение черного Кадиллака и садясь рядом со мной, - тебе понравится.
Но видимо, было что-то такое в моем взгляде, что заставило этого добродушного старичка говорить дальше:
- Послушай, Михаэль, мне очень жаль, но твоих родителей и братишку уже не вернешь. У тебя не осталось других родственников, и мы решили, что тебе самое место у нас в приюте.
- В детском доме, да? – уточнил я, перебирая пальцами бусинки болтающегося на шее розария.
- Он слишком хорошо соображает для своего возраста, Ватари, - рассмеялась женщина, сидящая на переднем сидении.
- Поэтому-то я и решил взять его, - улыбнулся ей старик.
Я, к сожалению, их праздного настроения не разделял…
- А Стелла? Как же она? – со слезами на глазах спросил я.
- Ее удочерили знакомые твоего отца. У нее теперь другая семья, и я не знаю, почему они не захотели усыновить и тебя тоже. Пойми, Михаэль – у нее своя дорога, у тебя своя. Так что, ты согласен?
Я судорожно кивнул.
- Вот и славно! – улыбнулась женщина и протянула мне карамельку. Я свободной рукой развернул ее и засунул в рот. Это была самая противная конфета в моей жизни. Со вкусом дыни. Шофер завел мотор, и мы поехали по направлению к Берлину. Пока женщина давала ему указания, куда именно нас нужно было доставить, а Ватари протирал платком свои очки от капель дождя, я выплюнул жуткую конфету и зашвырнул ее под сидение.
- А где этот приют? – спросил я. - В Берлине?
- Нет, мой мальчик, - ласково улыбнулся мне старик, и я почему-то почувствовал к нему симпатию, - в Англии. Ты же учил английский в детском саду?
- Конечно, учил, - пожал плечами я, лихорадочно повторяя все двадцать три известных мне английских слова…
Уже стоя в аэропорту Ватари наклонился ко мне и сказал, заглушая шум взмывающих в небо самолетов, что в Вамми не любят настоящих имен и предпочитают вымышленные.
- Как нам тебя называть, Михаэль? – спросил Ватари, улыбаясь.
Я вспомнил фантик от той липкой конфеты с гордой надписью «Mellow Sweets». Разумеется, я тогда знал только значение слова «sweet», но никак не «mellow», однако наивно подумал, что оно в полной мере отражает вкус ужасной конфетки.
- Мелло, - улыбнулся я, решив, что это звучит устрашающе. Ватари удивленно посмотрел на меня. Я лишь пожал плечами, попросил у него ручку и накорябал на своей ладони «Mello».
- Хорошо, Мелло, – улыбнулся Ватари, а я уже начал скучать по «Михаэлю», - А теперь я хочу рассказать тебе одну очень интересную историю о мальчике по имени Эль…
- Ватари? – перебил я старичка. - Можно вопрос?
- Конечно, - безмятежно ответил он и потащил меня к терминалу, когда объявили посадку на рейс до Лондона.
- А этот приют… - я на секунду замолчал, пытаясь построить вопрос так, чтобы он меня понял, - он ведь в Англии… А в Германии для таких как я и своих приютов хватает… Это значит, что…
- Да, Мелло, - ответил Ватари, - это приют для особенных, одаренных детей.
- Понятно, - протянул я, и почему-то улыбнулся, - так что там за мальчик…?
Вот так я оказался в Вамми. С тех пор прошло много времени, но я никогда не забуду тот день и слова Ватари про мою сестру: «У нее своя дорога, у тебя своя…»
…Однажды я поклялся пройти свою дорогу как можно лучше. А еще с тех пор я не расставался с розарием – единственным напоминанием о забытой мною семье.
-
-
26.06.2009 в 17:41-
-
26.06.2009 в 17:57-
-
26.06.2009 в 19:46Действительно. На такой огрооомной поляне на огромном кладбище (судя по описанию, ещё и полузаброшенном) в окружении огромной толпы людей, и ни одна скотина не подержала над детьми зонтик.
аккуратное прямоугольное уходящее вглубь коричневое пятно
кусочка вырытой земли
Я вот даже не знаю, какое описание слова "яма" мне нравится больше... Первое эпичней, а второе зато childish.
А ещё я всё это уже где-то читал, и это скучно.
-
-
26.06.2009 в 19:54